Диалоги об искусстве

Риторический вопрос, название журнала или то искусство, которое нас окружает на данный момент? То, что находится на волне-«в стиле вог» или ясное осознание современной культурной ситуации, находясь внутри которой трудно увидеть ее целиком и в полной мере? Для чего нам это здесь и сейчас, в рамках данного проекта? Мир, в котором музеи во имя коммерции радостно превращаются в досуговые центры или интерактивные пространства, где коммерциализация вопит с экранов телевизоров и уличных рекламных растяжках во все горло, а войны, которые ведутся в разных уголках земли-это не битвы за культурные ценности-что может он дать, а искусство- ему? Если с сувениром - как трофеем из поездки - все просто, как и с подарком, где есть практическая польза - «дырку на обоях закрывать», какая польза от того, что увидев выставку «теперь и сейчас», то есть в режиме настоящего, реального времени, можно соприкоснуться с личным, индивидуальным видением художника, если «человеческое» измерение нас заводит меньше виртуальной реальности?

Современный социум подсел на поток информации и искусство стремится к разнообразию, не просто в рамках видов, жанров, техник манер - новых или традиционных, но в интенсивности эмоционального напряжения - ритмизированного, цветового….

Поэтому хочется видеть сначала само произведение, потом вникать в школы, направления, имена. Вот почему право выбора - что показать на страничке сайта осталось за самим художником, как и право вызвать ответную реакцию у зрителя. Это всегда диалектика «наполовину полного стакана», где оставленная пустота гипотетически должна вместить наши эмоции и чувства, поэтому вопросов о содержании, как и о восприятии гораздо больше, чем во времена тотальной классической традиции. Каждый автор –персона, выбранная из общего контекста, каждая работа - маленькая жизнь на отдельно взятом историческом фоне, как можно при помощи данных «иллюстраций» ответить на такой каверзный вопрос? Как у современников, проживающих с нами в едином временном отрезке, у этих вещей есть возможность диалога и саморазвития. То, что сегодня не зацепило, оставило равнодушным, на завтра, на поверку может оказаться довольно интересным собеседником с родственной душой…

Такое словосочетание возможно не просто «в принципе», поговорку «где родился- там и пригодился» мы не употребляем давно, чаще «рыба ищет где глубже». Странствующий рыцарь (любимый персонаж Гардубея) и странствующий художник - вполне совместимые по смыслу и духу, потому что искусство пересекает все разделительные линии - границы государств и стран. Однако феномен «западного» художника, живущего и работающего на «восточной» территории пока обозначен в общих чертах. Неслучайно искусствовед Геннадий Вершинин подчеркивает – искусство Гардубея лучше воспринимают, больше и чаще покупают на Западе…
Михаил Михайлович Гардубей - полноправный представитель Тюменского союза художников, житель Сибири, но уроженец села Камьянское, Иршавского района Закарпатской области. С Тюменью до сего года связан весь его творческий путь, но во всех интервью Гардубей акцентирует внимание на важных для себя моментах: -«закарпатские корни», Родина, «богатая на народное искусство» (М.М.), Ужгородское художественное училище - не просто стартовая школа, но и пристрастия, кумиры, даже «западный» характер живописных работ, все еще дающий знать о себе, спустя 40 лет оседлости в. нашем городе.
Конечно, субъективный фактор сыграл свою роль…
Были и вполне объективные причины, когда большинство «молодых семидесятников» обосновались в Тюмени, под влиянием романтического флера и возможности начинать «с чистого листа» - вдали от привычного окружения…
Когда Гардубей шутит, что, приехав в Тюмень, «полез на стену», был принят как молодой художник - монументалист, согласно диплому, мне понятно, что искусство его эволюционировало согласно не только тюменским, но и всесоюзным переменам. Сначала лозунги вытеснили рекламные щиты, затем интерес публики уже возбуждала не мозаика или фреска, а огромная плазма с меняющейся картинкой. Почему «оказавшись не у дел» Михаил Михайлович смог обернуть ситуацию себе на пользу? - не только потому, что умел заводить хорошие связи, ведь еще на школьной скамье заслужил кличку «министр», и мог позитивно - философски воспринять неизбежное. Думаю, потому, что этот здоровый живительный климат Закарпатья, где народное искусство не утратило магической способности преобразовывать унылый рутинный быт в эпические и сказочные формы. Даже маленькая свистулька, выходившая из рук умельцев, по своей природе была монументальна, нужно только дать волю чувствам. В Закарпатье фольклор не казался чем- то сам собой разумеющимся и малоценным, старомодным и кустарным, и все же постепенно сходил на нет, но продолжал жить на генетическом уровне в народе, помог трансформации монументалиста в станковиста, не нарушив гармонии с самим собой.
Смакование природы, как ее умело описывали классики 19 века, особенно Гоголь, где ясно читается мысль – мир большой, и путь от дома к дому длиной в жизнь, поэтому он так любит просторы. Ключевые моменты - приезды, отъезды и встречи, явления... Персонаж на передней плоскости, дороги ведут в вечность петляют и теряются, а герой -вот он. Шествия и прогулки - форма цикла - тоже такое развитие. Скрытая ностальгия порождает такие глубокие, выстраданные образы…
В тюменском «Союзе» Михаил Михайлович Гардубей - уже представитель старшинства, поколения «семидесятников», хотя, по – прежнему, плодовит и успешен. Запас художнического и человеческого оптимизма в нем, кажется, неисчерпаем. Он – один из немногих, кто органично вписался в структуру и видеоряд альбома «Новое искусство Тюмени», и вовсе не потому, что «многие из молодых у него учились». Но потому, что «Его искусство более определенно связано с европейской традицией. Он естественнее воспринимается на Западе, где выставлялся и где иногда покупают его работы. Более отчужденно смотрятся здесь эти вещи в силу книжности тем: Библия, мифология, концепты и в силу экспрессионистских и кубистских приемов письма с их отстраненной аналитичностью»*. Через год после выхода данного издания (1996) Гардубей вступил в союз дизайнеров, через 10 лет, в 2006, -получил звание «Заслуженного художника». Творческая характеристика, данная мастеру искусствоведом Геннадием Вершининым почти 20 лет назад, не утратила своей мудрой аналитической остроты и по сей день, но писать о Гардубее, как и о любом другом талантливом мастере, всегда нужно и должно... Особенно теперь, когда поддержка национальных диаспор или частных инициатив для художника приходит быстрее и чаще, чем от музеев.
Его большая, уютная, вальяжная стать соответствует голосу, что тоже одна из национальных черт, пению украинцев не позавидуют разве что итальянцы. Мои ассоциации с его фактурой - сангвиник Портос из трех мушкетеров Дюма, что, пожевывая курицу, мудро комментирует: – «я уважаю старость, только не в вареном и жареном виде». И живопись его так же театральна - всегда зрелище, праздник для глаз, а превращения, перемещения, переодевания героев, тоже из фольклорных традиций. С 80- х годов прошлого века Гардубей сроднился с темой «Дон Кихот». Это время, когда художественные премии выдавались по совокупности заслуг, когда качественная живопись столкнулась с апломбом художественных авторитетов. Время, когда всеобщий дефицит распространялся и на книжный, а усердное чтение зарубежной классики воспринималось как возможность путешествий в условиях «железного занавеса». И хотя выбираться за границу удавалось сравнительно часто, ощущалась нехватка ужгородского училищного микроклимата, где «европейцами» были профессора, а в городе устраивались выставки из Польши, Румынии, Венгрии, Чехословакии. Неудивительно, что герой Гардубея - Дон Кихот, не ставший «тенью» героя Сервантеса, был очень тепло и радушно встречен испанской публикой. Магическое пространство из разнородных и несовместимых явлений, где дон Кихот -философ, сердцеед, и сотоварищ украинской братии шлет в эмоциональный эфир сигналы обид, иллюзий или приступов счастья. Нехитрый скарб – латы, копье, шлем, как в хорошем театре, не бутафорский реквизит для экстрима - штурма мельницы. Неисправимый романтик Дон Кихот переходит из картины в картину, заново преображается и всякий раз меняет не только ракурс, но и «коду»:
- от одиночества до триумфа. Есть в нем и нечто от эпитафии последнему рыцарю, он еще существует в пространстве картинной плоскости, как старый хозяин дома, обживание территории которого уже началось новыми квартирантами и уже на стадии выживания...
Карпаты – горнее место, и эта близость к сакральному и небесному стало точкой концентрации высших сил. Язычество и христианство сохранили и продолжили в этих краях свои сильные стороны. Это особое пространство сохраняется в пейзажах Гардубея, которое то взмывает вверх, как сцена из ярусов партера, то раскладывает по граням и планам стены, купола и пестрядь полей у ног Архангела Михаила. Пусть Пикассо советует бегать не за девушками, а за поэтами, «крутобедрые» обнаженные нимфы – образ вечной женщины дадут название выставочному проекту «Ищите женщину».
Увы, рецепта «украинскости» в творчестве Михаила Михайловича не существует, но герои, метафоры и краски Украины периодически теснят «тюменские городища», чтоб не упасть окончательно в трясину тюменских болот безоглядно, как впадают в ересь или депрессию. Он узнаваем и самобытен, и всегда готов экспериментировать - с техникой, с формой, с цветом, поэтому став членом Союза Художников в «79-м», в «97-м» вошел в состав Союза Дизайнеров. В 2006 – получил «заслуженного» вполне заслуженно.
Те его работы, что пока не гостят на зарубежных или общероссийских выставках, не канули в частные собрания, он снимает со стеллажей, где все вперемешку - Украина и Сибирь, Гоголь и «Вид на Туру»: наше подсознание слишком малоизученный космос, оно впитывает информацию «с молоком», чтобы вечно хранить эти связи. Так тема полета, любимая Гоголем, и у Гардубея появляется на холстах с завидным постоянством, то баба- ведьмой на метле или хлопчике взмывает в облака, подняв клубы цветной пыли, словно танцовщицы Болливуда. То перспектива - с высоты полета, где остались чумачки и Гоголь в их тесной – честной кампании. Парит «Неболет» - как версия, по-дизайнерски дополненного новыми функциями знакомого объекта…

Каков твой герой, каков образ места, куда тебе хотелось вернуться, как в свой дом, в очередной раз повторив путь Блудного сына, поскольку духовная связь сильнее прописки, при всем могуществе последней.
И так шел 1967 год (эта дата мне запомнилась легко, она совпала с годом моего рождения) и год «фест визита» в Тюмень по комсомольской путевке Михаила Гардубея в составе студенческого стройотряда…
Спасибо, что Вы приехали к нам!

Литература
Журнал «Проталина» № 2. Екатеринбург,2010
БУКЛЕТ «М.Г.» Тюмень., 2010
Новое искусство Тюмени. Альбом.

Если верить аристократии, подлинная роскошь живет не в кошельке. Ее локации в голове и сердце, позволяющие жить на широкую ногу. Жить, не думая о завтрашнем дне в привычных мерках - запасая по очереди то туалетную бумагу, то гречку, то пакеты с сахаром, молниеносно сметаемые с прилавка. Это умение - выбор приоритетных приобретений, которые, как говорится, на хлеб не намажешь. Вот поэтому, когда падают объемы продаж нефти или кроссовок «Adidas», завсегдатаи антикварного рынка и галеристы продолжают потирать руки - у них все замечательно. Они не ставят задачей расшевелить рыночные отношения, они хотят расшевелить людей. Поэтому продолжают публиковать работы художников, которые, в свою очередь, продолжают писать о том, что их интересует: новый взгляд на старый город, перемены в судьбе или времени года, букеты в вазе, Вглядываясь в предметы, они открывают безграничные возможности, в которые мы порой перестаем верить. Но делая шаг от стандартного интерьера в сторону интерьера личности, где осознанный выбор одной или нескольких вещей полюбившихся мастеров мы начинаем менять пространство вокруг и меняться сами. Теперь будет только желание эволюционировать к лучшему, отметая мрачные мысли о стрессе или не докупленном мешке макарон. Именно эти «пришельцы», ниспосланные нам как Лилу из фильма «Пятый элемент», помогают мечтать и думать о хорошем. Что много лет спустя, глядя вместе с внуками на свое удачное приобретение, вы еще раз убедитесь в даре предвидения- предвидения Вашего будущего.

Только истинный джентльмен может ничему не удивляться, а вот моему удивлению в самом замечательном смысле не было предела. Казалось бы, знаешь всех местных мастеров, работы знаешь, а Вера Бобер, открывшая персональную выставку, сама стала для меня открытием. От автопортрета - раздумья, размышления в добрых традициях семидесятников, где пудровый колорит, как вечная женственность и композиция цельная, компактная, как «крепкий орешек» создают удивительный контраст. Ощущение зажатости между двух огней - этюдником и натурой, там за окном, и кисть, готовая дирижировать красками, где движение - как предчувствие…. Тонкие, изящные пальцы, создающие данные работы - некий барочный «метаморфозис», про который сама автор может сказать скромно - «мне нравится, что образ получился».
Среди жанровых фаворитов оказался пейзаж. Он может прикрыться декоративным щитом, свисающими с ветвей плодами, уйти в синие тени и сквозь щели в заборе подмигивать безграничной далью, седеющим туманом. Любимый этюд, с важным акцентом на слове «пленэр» превращает незамысловатый мотив в манифест свободы - цветистое, лихое движение, где уже не до смакования деталей, мы во власти эмоций и чувств.
При всем мажоре есть в творчестве Веры очарование тайного подвижничества, это не аналогия монашескому, уединенному образу жизни, а такая внутренняя самодостаточность, стержень, характер. Поэтому она не хватается за пиар, как за спасительную соломинку. Этюды, наброски, письмо с натуры – здесь все, как в русской пейзажной традиции, величаво. Зелень речных берегов, где обитает ее «Пижма» - то состояние природы, что для нашего движения души как разрешающий сигнал светофора, и второй план раскрывается «землей обетованной», с двускатными крыльями крыш. Убывание нарастание объема пятна и силы тона, как в музыке, то лирические, то величественные ассоциируются с гармонией левитановских работ. Внутренняя тема - немного ностальгическая, потому что свобода и легкость кисти - это время несвободы и одиночества за мольбертом. Любое переживание интимного, личностного свойства - это риск, потому что интимность – это обнажение в плане доверия, снятия защитной брони.
Художница хорошего вкуса от палитры до техники: сила краски, где ее вязкость и текучесть, мера и плотность придают этюдам уровень законченности произведения, хотя, по признанию Веры, они всегда повод поразмышлять, оттолкнуться, вспомнить. Это настоящая живопись, без привлечения машинных возможностей и спецэффектов в ее чистом, классическом виде, по которой мы уже соскучились.
Персональная выставка - многообещающее начало, и мы очень надеемся на творческое продолжение, как и на дружбу с командой виртуальной галереи VolART. Поэтому наше сообщество сочтет за радость поздравить Веру с днем рождения, а это уже завтра!
13.04.2022.

«Одевайтесь как цветок» - призывал женщин Леон Бакст, сводя с ума эффектными костюмами и красками парижанок. «Женщины и цветы» - самые красивые творения на земле - отмечал Эмиль Галле, создавая многослойную цветочную гравировку по стеклу на умопомрачительной вазе. Конечно же, тема любования цветами в различных техниках стара, как мир. Как же ей претендовать на суперсовременность или революционность взглядов, балансируя, благодаря культурному опыту, между абстрактной беспредметностью и эмалевой, заглаженной манерой, метко охарактеризованной испанцами как «лисо»? Но всякий раз, когда я вижу «вкусные» цветочные натюрморты, несмотря на то, что натура - мертвая, а именно так переводится данное название жанра, думаю, что это «Vita est praeclara» - жизнь прекрасна!

Что выбрать акцентным для характеристики цветочных натюрмортов Марии Зюркаловой: ускользающую красоту, хрупкость цветочного бытия, текучесть, граничащую то с недосказанностью, то с контрастным и плотным, насколько это возможно для акварельной техники, сочным пятном с активным киноварным подтоном? Можно поискать очарование детали в качестве того барочного свойства, когда упоение цветочными натюрмортами было снабжено множеством аллегорических ключей и каждый портрет цветка имел свое смысловое амплуа. Все здесь говорит о человеке: о кичливости и избранности благородных лилий, срезанных в саду, уютной легкости обитателей интерьера, не претендующих на индивидуализм, поэтому написанных «шапкой», до кучи, собравшихся в тесный круг активного яркого пятна. Говорит о темпераменте художника, где графичность остроугольных и жестких линий сменяется лирической «кучерявостью», когда кажется, что техника бежит впереди сюжета, создавая с живым объектом- цветком свою увлекательную игру, в которую с радостью включается зритель. Получилась очень эффектная художественная затея, целая серия цветов, каждый из которых хорош в компании и самодостаточен одновременно. Акварель эстетичная и грамотная, где личные пристрастия и творческая свобода художницы совпадают с «горизонтом ожидания» любителей искусств. Больше всего мне запали в душу лилии, но не только потому, что с детства являются моим тотемом. Есть здесь немного колотый, отстраненный ритм, создающий дистанцию между зрителем и «королевой» среди цветов, холодноватой и замкнутой в своих рамках этикета. Энергия бутонов, устремляющихся вверх, прославляющая оптимистичное завтра переходит в раскрывшийся зев, как поступательный мелодический код, где произведение достигает апогея. Определенная непрерывность листа, образующего многоголосье из белого фона и сочной зеленой пластики лишена пестроты, которая бы помешала этому хору. В то же время царственные рубиновые линии и пятна, вторгающиеся в зелень листов благородных цветов, напоминают мне библейскую мудрость- о лилии, что не думает о красе своей, но Господь одевает ее краше, чем мог нарядиться Соломон в зените своей славы….

Еще недавно во всех изданиях и статьях про Михаила Михайловича Гардубея стояла только дата рождения - 1948. В этом году добавилось тире с другим набором цифр и прошла первая посмертная выставка, а как бы хотелось избежать этого труднопроизносимого слова! Его творчество рассматривается как «наследие», что довольно значимо - есть что наследовать, хранить, изучать, собирать – отдавая дань уровню мастерства, признанности таланта, масштабу и мощи его присутствия в тюменском художественном пространстве нашего времени. Хотелось записать с ним интервью, но сейчас смогу лишь сослаться на запись беседы с искусствоведом Т. Борко в книге «Новое искусство Тюмени» 1995 года издания. Что так выделяло его из достаточно зрелой когорты и позволяло считаться молодым? - то, что он объяснял постоянным желанием не просто учить, но учиться, поэтому постоянно стремиться к мольберту. Это позволило сохранить такого разного мастера – в технике, в колорите, в сюжетах. Как выпускник Ужгородского училища прикладного искусства, он сочетал дар прикладника и размах монументалиста, поэтому его работы превращались то в символические пятна и плоскости, где ракурсы, планы и глубина возникали «вдруг», так же он умел смаковать красоту детали, наделяя ее декоративностью, замирающей на грани бутафорского фарса, чтобы остаться «в рамках приличия». Глядя в лица его персонажей - то запечённых как керамические горшки, то зеленых, как глазурная полива - понимаешь: его колорит - это не цвет натуры, это цвет образа, и видение декоративщика допускает такое прочтение.

В каких-то работах он особенно традиционен. Традиция-это не есть некий усыхающий остаток приемов и мыслей в народной голове, как выразился один мудрый человек. Это культурная точка отсчета, из которой вырастает твой вектор, твой личный путь. То, насколько он велик, я вижу, глядя на обнимающую «Любимый рог» быка красавицу. В памяти всплывает не просто архаический миф о Минотавре или Европе, но первобытная праматерь - рельеф Венера с рогом, как архетип, как начало всех начал.

Несомненно, Гардубей очень позитивный и гармоничный мастер. Это умение увидеть идеальное в провинциальном, когда плетень с сохнущими крынками или плуг землепашца (Микула и Вольга) по фрагментам восстанавливает целостность былинного эпоса, как древний храм из руин. Его эрудиция, начитанность и музыкальность позволяет через метафору воссоединить прошлое и будущее, позволяя литературным героям и колоритным типажам соединиться, минуя законы времени по Лейбницу или Ньютону. Поэтому даже графический лист формата А3 держит большое пространство, создает мощное силовое поле. Это языческая энергия «Красных жнецов», словно языки пламени увлекает в неистовый хоровод, раскрывая смысл не действия, но священнодейства.

Гардубей - мастер колористических гармоний. То синие и голубые, что у Пастернака отражают «синеву иных начал», то изумрудные с розоватым-арбузным, или желтовато-охристые, как старая фреска. Совмещая лирическое и личное с вечным - эпическим, он выстраивает цвет по особому камертону. Открытость и доверительность интонаций все равно оставит там тайну и повод для вдумчивого созерцания. А его восхищающая работоспособность, позволяющая выкраивать время для преподавания, философских бесед и дружеских встреч станет тюменской легендой. Он опять был в числе первых, в числе молодых и инициативных, мечтающих изменить ситуацию в пользу художника и зрителя, любителя и ценителя подлинного искусства.

Теперь, когда его работы стали «невосполнимым ресурсом», как запас янтаря и обрели статус явления исключительного порядка, хотя много раньше Михаил Гардубей сам стал мастером, удостоенным музейных собраний или перворазрядных отечественных и зарубежных коллекций, мы особо ценим его отзывчивость и желание принять участие в данном проекте.

На каждой выставке есть некое устойчивое ядро, тот контингент, с которым связаны определенные ожидания, а есть то, что по мысли Булгакова - выскакивает неожиданно, словно бандит из-за угла, большая любовь, то есть. В работах Екатерины Чикиревой был тот самый «Вечный зов» - ее работы сулили новую симпатию, новую «дружбу», когда, зацепившись взглядом ты понимаешь - не отпускают рисунки, к ним возвращаешься, о них интересно размышлять, вглядываться в лаконичную, монументальную красоту.

Удивительно, что пейзажи лишены лирических интонаций, некоего панибратства со зрителем. Эта логика формы, где воля и монохром работают не на впечатление, они не спешат его произвести и непременно понравиться, как легкомысленная кокетка. Достоинство и прямота - их главный козырь. Рисунки по силе духа скорее напоминают японскую гравюру, рожденную пониманием - у самурая есть только путь, чем чище от наносных эмоций сознание, тем яснее и проще в своем первозданном величии представится тебе мир вокруг. Вот и текст к ним просится в стиле хокку - краткий, лаконичный, четкий. Любое иносказание и метафора уже заложены во внутренней структуре произведения, как в шикарном отеле, где «все включено».

Здесь нет «случайной» штриховки для натуры, захваченной врасплох, это картинная завершенность предмета и композиции, ожидаемая чаще от живописных полотен, а не от карандашных версий. Особая энергия тяжелого и легкого-воздуха, и гор, умозрительность, чередование крупных пятен и плоскостей, раскрывает карандашную технику в особо торжественном звучании. Посвященные горам и вулканам, сами рисунки – суть вулкана, то, что таится там внутри, при внешнем спокойствии невероятно живое, проглядывающее через плотный каменный покров. Здесь все проникнуто желанием победы, стойкости и "прорастания", того стержня, что так не хватает нам в жизни, и уж простите за каламбур, - этот качественный «кохиноровский» стержень карандаша в Катиной руке способен бодрить и задавать тон!

Внутренняя неразделенность рисунка со спецификой ритма и света достигается за счет техники, которую сама автор характеризует «плавной графикой с мерцающим эффектом». Большой формат листа добавляет работам статуса и сомасштабности задаче. Что такое рисунок - опять же, цитируя мастера, - «Основание, фундамент, мощь!» Отсюда и мысли о высоком, великом и вечном, позволяющие и в работах «не мельчить, но играть по – крупному».

Особое спасибо, что именно карандаш, как нечто изначальное для любого художника, здесь работает в полную силу, не подсобным рабочим, что всегда рядом и на побегушках, но потом станет невидимым, а в своем незыблемом «чернографитном» величии. С днем рождения Вас, Екатерина, а мы рады, что встретиться с работами такого уровня можно не только в выставочных залах, но в формате онлайн-галереи! 27 июня 2022г.